Стреляй, я уже мертв - Страница 116


К оглавлению

116

Самуэль приблизился к ним, не зная, что сказать. Ему хотелось плакать и причитать, как это делала Кася, предполагая, что от этого станет легче. Но от него такого не ожидали, он должен был сохранять спокойствие, говорить каждому, что нужно делать, хотя он и сам не знал, что он мог или должен теперь делать.

Но тяжелее всего для вдов было известие, что они так и не смогут забрать тела мужей.

— Значит, нам придется плакать над пустыми могилами? — рыдала Кася.

Игорь пошел было в город, намереваясь найти кого-то, кто бы помог найти тела Ариэль и Якова, но в Иерусалиме царило смятение. Британские самолеты разбомбили штаб-квартиру турков. Никому не было дела до того, что стало с телами тех людей. Турецкие офицеры размышляли, отступить или продолжать сражаться. Иерусалим пал ночью девятого декабря. Союзники еще не выиграли войну, но по крайней мере у британцев в руках уже был Священный Город.

Йосси теперь не знал ни минуты покоя. Город превратился в настоящее поле боя. Сотни людей остались без крова. А сколько их за эту войну умерло от голода, да и сейчас голодная смерть продолжала взимать ежедневную дань.

— От этого недуга есть лишь одно средство, — говорила Юдифь, его жена, помогая ему оказывать помощь больным, толпившимся у дверей дома. — И зовется оно еда.

Однако людей косил не один лишь голод. В городе свирепствовали венерические болезни.

— И этот город еще называют Святым! — возмущалась Юдифь. — Нигде больше нет такого количества проституток, как здесь. Просто сил нет смотреть на этих девиц, а ведь они еще совсем дети!

Она действительно болела душой за этих девушек, которые, как могли, старались выжить посреди ужасов войны, продавая себя, а потом толпились возле дома врача в надежде, что им дадут лекарство, способное хоть немного облегчить печальные последствия сифилиса.

Конечно, Йосси и Юдифь остро нуждались в помощи Самуэля. У них не хватало лекарств для всех несчастных, что приходили к ним за помощью.

Самуэль, Даниэль и Натаниэль с утра до ночи работали в лаборатории.

Многие больные нашли убежище в монастырях, которые открыли свои двери сотням страждущих.

Марина погрузилась в молчание, но продолжала работать. Работа оказалась единственным средством, которое спасало ее от невыносимой боли, которая охватывала ее всякий раз, как она вспоминала, что отца больше нет. Кася тоже притихла и сделалась похожей на отрешенно бродящий по дому призрак и время от времени скорбно вздыхая.

Руфь, которая страдала ничуть не меньше, намного лучше держала себя в руках, а Игорь искал утешение в работе, целыми днями пропадая в карьере. Все они чувствовали, как их душит этот город — этот древний город, о котором на протяжении веков грезили их предки. Этот город таил в себе одни лишь страдания, одни лишь страдания и боль.

Самуэль все свои силы отдавал лаборатории. Он похудел и осунулся; всеми силами он старался избегать мрачных мыслей, но они продолжали неотвязно его преследовать.

«Мне уже сорок восемь, а что я видел в жизни, кроме горя? Неужели горе и боль — это единственное, что уготовано мне в жизни? Неужели мне до конца жизни суждено терять близких?»

Сколько раз задавал он себе эти вопросы, на которые не могло быть ответа, чувствуя себя совершенно опустошенным.

Когда однажды вечером он пришел в дом Йосси, нагруженный лекарствами, тот сообщил ему, что познакомился с капитаном Лоуренсом.

— Нас представили друг другу, но мы едва успели перекинуться несколькими словами.

— И какой же он из себя?

— Он небольшого роста, но крепкого сложения, выглядит, как типичный британец; у него голубые глаза, а взгляд холодный и отчужденный. Судя по тому, что я успел от него услышать, он весьма умен. Фейсал, сын шарифа, полностью ему доверяет. И Лоуренс, очевидно, вполне заслуживает этого доверия, хотя боюсь, что рано или поздно наступит момент, когда он вильнет хвостом.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Самуэль.

— Рано или поздно наступит момент, когда интересы британцев перестанут совпадать с интересами арабов. Тогда Лоуренсу придется выбирать между Англией и своими новыми друзьями.

— И что же он выберет?

— Трудно сказать, он человек весьма своеобразный. Но если бы мне пришлось биться об заклад, я бы поставил на то, что он выберет Англию.

— Его называют великим стратегом, и многие военные победы арабы одержали благодаря его советам, — заметил Самуэль.

— У арабов есть причина сражаться, и у него тоже есть причина, — ответил Йосси, — а теперь, друг мой, хочу пригласить тебя на ужин в ближайшую субботу. Юдифь настаивает на угощении. Ее сестра Мириам тебе очень благодарна за то, что ты взял на работу Даниэля. Мальчик очень рад стать твоим ассистентом.

— Я вынужден извиниться перед Юдифью, но я не могу сейчас оставить Касю и Руфь. Обе почти обезумели от горя. В будни они еще как-то отвлекаются работой, но едва приходит суббота — и все. Игорь и Марина, как могут, стараются их развлечь, но ведь они и сами потеряли отцов, это и их горе тоже. Я тоже не самая лучшая компания, не могу перестать думать об Ариэле и Якове... Если бы нам удалось получить их тела...

— Перестань попусту терзаться, — ответил Йосси. — Хотя я понимаю, это нелегко пережить...

— Не в этом дело. Видишь ли, не проходит и дня, чтобы я не спросил, за что нам посланы все эти страдания? В чем их смысл?

— Я скажу Юдифи, что тебе нужно время. А пока расскажи мне, как дела у Натаниэля.

— Он хороший человек и отличный фармацевт. Лаборатория без него бы не функционировала. Он хорошо адаптировался к жизни в Саду Надежды и шутит, говоря, что мы — что-то вроде советов и что сын удивился бы, увидев его живущим среди большевиков. Думаю, что Натаниэль не особо им симпатизирует, в отличие от своего сына.

116