Стреляй, я уже мертв - Страница 137

137

Их совместная жизнь оказалась намного легче, чем он предполагал. Мириам обладала твердым характером, но при этом никогда не теряла самообладания и почти никогда не повышала голос. Самуэль, как и остальные жители Сада Надежды, был весьма удивлен, когда обнаружилось, что Мириам говорит со своим сыном Даниэлем по-сефардски.

Мириам рассказала Самуэлю, что научилась испанскому языку у бабушки. По отцовской линии Юдифь и Мириам были сефардками. Что касается матери, то ее предки испокон веков жили в Хевроне.

— Семья моей матери была не слишком богата, — рассказала она. — У них был небольшой дом с участком земли, да кое-какая скотина. Отец родился в Иерусалиме, как и его отец, дед и прадед, хотя родом они были из испанского города Толедо. Когда его предки после указа об изгнании евреев, изданного их католическими величествами, были вынуждены покинуть Испанию, они поселились в Салониках, где и жили совсем неплохо, занимаясь торговлей.

— А почему они покинули Салоники? — спросил Самуэль.

— Кое-кто из моих предков решил, что коли уж они утратили одну родину, то должны вновь обрести другую, и переехали в Иерусалим. Здесь они стали торговать оливковым маслом. Отец говорил с бабушкой по-испански, а с нами она говорила еще и по-сефардски. Какой же это красивый язык! И ты знаешь, Юдифь до сих пор хранит, как святыню ключ от дома наших предков в Толедо. Мы всю жизнь мечтали когда-нибудь поехать туда... Бабушка говорила, что Толедо намного красивее Иерусалима, хотя она никогда не видела этого города. Но она много слышала о нем от своей матери, а та — от своей, и так на протяжении многих веков до сегодняшнего дня.

Родители Мириам познакомились случайно. Кто-то из родных ее матери, живших в Иерусалиме, заболел и стал постоянным пациентом Абрама, отца Йосси. Как раз в доме этого родственника мать Мириам и познакомилась со своим будущим мужем, когда вместе с родителями приехала в Иерусалим его навестить. У них было две дочери, старшая из которых, Юдифь, позднее вышла замуж за Йосси, а младшая, Мириам, стала женой офицера турецкой армии. Обе вышли замуж по большой любви и были счастливы в браке.

Однажды утром в Сад Надежды прибежал встревоженный Мухаммед и сообщил, что Дина заболела. Она вся горела и с трудом дышала.

Самуэль поспешно оделся, разбудил Даниэля и велел ему немедленно привести Йосси. Игорь вызвался сопровождать мальчика, сказав, что в это время ходить в одиночку по Старому городу слишком опасно.

Самуэль сделал все, что было в его силах, приготовив для Дины жаропонижающие лекарства; но он все-таки не был врачом и мало чем мог помочь; он уже и сам подозревал страшный диагноз, и теперь считал минуты до прихода Йосси.

— У нее пневмония, — сообщил врач и велел Самуэлю давать Дине одно из приготовленных им лекарств.

Айша побледнела и задрожала, страшась даже представить, как будет жить без матери. Она выбежала вслед за Йосси из комнаты Дины и схватила его за рукав.

— Но она не умрет, ведь правда? — спросила она в тревоге.

— Я сделаю все, что в моих силах, лишь бы ее вылечить, — заверил Йосси.

Дина была еще молода, хотя смерть мужа до срока ее состарила. Она чувствовала себя усталой и, будь у нее другой характер, давно бы сдалась.

Последующие недели прошли в тоске и тревоге. Айша не отходила от постели матери, Сальма тянула на себе все хозяйство и присматривала за Вади и Рами. Мухаммед в карьере считал минуты до того часа, когда сможет наконец-то закончить работу и вернуться домой. Хасан и Лейла каждый день навещали больную. Даже Халед, служивший в войсках Фейсала, добился разрешения проведать больную тетю. Что же касается Каси, то она неотлучно дежурила у постели Дины, настаивая, чтобы Айша хоть немного отдохнула. Все обитатели Сада Надежды переживали болезнь Дины, как свою собственную. Все искренне любили Дину и старались хоть как-то отблагодарить ее за те бессонные ночи, что она провела, ухаживая за ними после трагедии в день Наби-Муса.

Когда Дина почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы встать с постели, Мухаммед пригласил соседей разделить с ними пятничный ужин.

Они болтали и смеялись бы до самого рассвета, если бы не здоровье Дины.

— Не стоит ее переутомлять, она еще не совсем поправилась, — сказал Йосси.

1 мая 1921 года случился новый погром — на сей раз в Яффе. С полного одобрения британцев еврейские рабочие решили провести первомайскую демонстрацию. Однако делать этого не следовало. Арабы восприняли демонстрацию как личное оскорбление. Как могло случиться, что безобидное на первое взгляд мероприятие обернулось адским побоищем? Самуэль не переставал задаваться этим вопросом. Не успел стихнуть ропот по поводу происшествия в Яффе, как пришли новости о новом погроме — в Тель-Авиве. Там все началось в старом порту, где группа палестинских арабов напала на евреев, а затем отправилась громить их дома и магазины. В итоге с обеих сторон оказалось немало погибших и раненых.

Луи пытался убедить Самуэля вступить в некую тайную военную организацию, которую создали в величайшем секрете, и членом которой он сам являлся, однако Самуэль отказался.

— Я тебе уже не раз говорил, что вооруженное противостояние арабам — это не выход, — ответил Самуэль. — К тому же я уже слишком стар для подобных приключений.

— Ты еще молод, тебе всего пятьдесят, — возразил Луи. — Или ты боишься воевать?

— Не знаю, я никогда не воевал. Просто я не хочу, чтобы на моей совести была чья-то смерть. Хотя... хотя был в моей жизни случай, когда мне захотелось убить человека... Да, я хотел убить того человека — за то, что он донес в охранку на моего отца.

137