Михаил заперся в своей комнате и, лишь когда Самуэль позвал его ужинать, слегка приоткрыл дверь и заявил, что вовсе не голоден и желает, чтобы его оставили в покое.
— Ну-ну, Михаил, ты уже не ребенок. Что плохого в том, что Ирина согласилась поужинать с месье Бовуаром? В конце концов, он — наш сосед, достойный человек, и ты знаешь его с самого своего приезда в Париж.
— Ты тоже его знаешь. Он кажется тебе нормальным?
— Нормальным? Не понимаю, что ты имеешь в виду. Нельзя сказать, что мы так уж близки, но мой дед хорошо знал и его родителей, и его самого; он всегда говорил, что они — хорошие люди. Отец месье Бовуара тоже был адвокатом, а его мать всегда была весьма учтивой дамой. Что же касается его самого, то тут я тоже не могу сказать ничего плохого.
— Ты что же, никогда не замечал, какой он изнеженный, какой женственный?
— Нет, не замечал. Во всяком случае, тебя это не должно волновать. Никогда не суди о людях по внешнему виду: очень легко ошибиться.
— Мне не о чем с тобой говорить, ты все равно не поймешь, — с этими словами Михаил захлопнул дверь.
Самуэль был даже рад, что ему придется ужинать в одиночестве. У него болела голова, его лихорадило, и он мечтал лишь об одном: поскорее лечь в постель. К тому же, хоть он и не хотел признаваться в этом Михаилу, он тоже был задет поведением Ирины. Как могло случиться, что он даже не заметил, что Ирина и месье Бовуар стали настолько близкими друзьями, что решили вместе поужинать?
Он пролежал без сна до десяти вечера, пока не услышал на лестнице шаги вернувшейся Ирины.
В последующие дни месье Бовуар почти ежедневно наведывался в магазин, и два раза они с Ириной ходили на прогулку. Когда подошли выходные, Ирина объявила, что ее пригласили на обед в дом Бовуаров, и, хотя Самуэль ничего не сказал по этому поводу, он был весьма удивлен, видя, как она взволнована. Поминутно она спрашивала, что ей надеть, и подойдут ли к платью украшения, которые она унаследовала от Мари.
«Прямо как невеста перед смотринами», — подумал Самуэль и похолодел от этой мысли. Только сейчас он внезапно начал догадываться, что происходит.
Мало-помалу месье Бовуар занимал все больше места в ее жизни, хотя Ирина никогда не приглашала его в дом, все их встречи происходили в магазине. Вскоре все соседи заговорили о том, как Ирина прогуливается под ручку со своим кавалером, и оба выглядят совершенно счастливыми.
Михаил с каждым днем все больше злился на месье Бовуара; в конце концов дошло до того, что он даже перестал с ним здороваться. А однажды вечером вернулся домой растрепанный, в порванной рубашке и с синяком под глазом.
— О Боже, что с тобой случилось! — воскликнула Ирина, взглянув на него.
Михаил окинул ее сердитым взглядом, прежде чем ответить:
— Это по твоей милости.
Ничего не ответив, она выбежала из гостиной за аптечкой.
— Ты не имел права говорить с ней таким тоном, — заявил Самуэль, возмущенный поведением юноши.
— Я проходил мимо булочной и услышал, как булочник обсуждает с покупателем поведение Ирины, что она, мол, совсем отбилась от рук. «Эта женщина, — говорил он, — потеряла всякий стыд: живет с одним мужчиной, а с другим гуляет под ручку у него перед носом. Бедный месье Цукер, какие унижения ему приходится терпеть по милости этой штучки!»
Самуэль был весьма озадачен словами Михаила. Да, он давно знал, что все шушукаются у него за спиной, считая их с Ириной любовниками, потому что не понимают, что совместная жизнь еще не обязывает к общей постели, как не понимают и того, что их связывают исключительно братские отношения. Сама мысль о том, что кто-то может его жалеть, вызвала в его душе приступ гнева. Нет, теперь-то он непременно поговорит с Ириной и потребует, чтобы она вела себя прилично.
Однако прошло несколько дней, а он все еще не сказал ей ни слова, несмотря на то, что Михаил перестал с ней разговаривать. Он так и не мог найти в себе мужества начать разговор, пока однажды Михаил не заявил, что сегодня придет позже обычного, потому что будет заниматься музыкой на дому у своего учителя, месье Бонне.
Ирина сидела у себя в магазине за приходно-расходной книгой. Казалось, она очень занята; но Самуэль знал, что другого случая выяснить наконец отношения может и не представиться.
— Ирина... — окликнул он.
— Да? — ответила она безразличным тоном.
— Нам нужно поговорить.
— Поговорить? Ну, хорошо, — она внимательно взглянула на него. — О чем ты хочешь поговорить?
— Нам давно следовало поговорить начистоту. Еще Мари настаивала, что я должен во всем тебе признаться, но я никак не мог набраться смелости.
Она молчала, ожидая, что он скажет.
— Я прошу тебя выйти за меня замуж, — решился он наконец, и тут же пожалел об этом, видя, какое замешательство вызвало его предложение.
— Но, Самуэль, мы с тобой всего лишь друзья; ты самый дорогой мой друг, почти брат, которого у меня никогда не было. Я люблю тебя, я в самом деле тебя люблю, но я не влюблена. Мне нет нужды этого говорить, ты и сам это знаешь.
— Да, я всегда это знал, но я обещал Мари, что попрошу тебя об этом, — прошептал он, чувствуя себя растерянным и униженным.
Ирина села рядом и взяла его за руку.
— Мне жаль, Самуэль, я была бы рада полюбить тебя, как ты того заслуживаешь, но...
— Но ты любишь месье Бовуара, — закончил Самуэль.
— Я? — изумилась она. — Месье Бовуара? Что за глупости?
— Глупости? Да ничего подобного! Ты гуляешь с ним под ручку и смотришь ему в глаза с глупым счастьем на физиономии. Я никогда не слышал, чтобы ты смеялась, пока не увидел тебя с ним. Так что не пытайся отрицать то, что всем давно известно.