Стреляй, я уже мертв - Страница 110

К оглавлению

110

— Я бы с удовольствием, но там дороговато, не думаю, что ваша НКО оплатит такие расходы.

— Приглашает не моя организация, а я.

— Слишком далеко отсюда, вам не кажется?

— В таком случае, предложите место сами.

— Согласен. Я отведу вас с прекрасный рыбный ресторан неподалеку от ворот Яффы.

— В еврейской зоне?

— В Иерусалиме.

Мариан повела машину, следуя указаниям Изекииля. Ресторан выглядел скромно, но чисто, и был полон народа. Официант улыбнулся им и указал на столик чуть в стороне от столпотворения.

— Это столик шеф-повара, но сегодня его нет, и вы можете его занять. Я сейчас вернусь с меню.

Они заказали хумус, рыбу и бутылку белого вина и болтали обо всякой ерунде, пока не подали заказ.

— Ваша внучка на меня рассердится, — сказала Мариан.

— Да, точно, она не понимает, ни почему я посвящаю вам столько времени, ни к чему приведет этот обмен историями.

— Спасибо, что уделяете мне время, — искренне поблагодарила она.

— Вы привнесли немного оживления в скучную стариковскую жизнь. Кто бы мог подумать, что сегодня я буду обедать с такой интересной женщиной, как вы. Нет, не стоит благодарности, эти беседы весьма интересны. Знаете что? Думаю, что одна из здешних проблем состоит в том, что мы неспособны влезть в шкуру другого человека. Вы показали мне произошедшие события совсем с другой стороны.

— А вы — мне, — в свою очередь прошептала Мариан.

— Что ж, хотите начать или подождем десерта?

***

Михаил не знал, как начать разговор. Сближение с Самуэлем ему давалось нелегко. Он прикурил сигарету, подбирая слова, чтобы сказать о своем отъезде.

Последние две недели он провел в Тель-Авиве, и за это время успел решить, что это именно то самое место, где он хотел бы жить.

— Да ладно уж, начинай, — подбодрил его Самуэль.

— Так ты знаешь, о чем я хочу с тобой поговорить? — спросил Михаил.

— Ты уже несколько часов, как приехал, и во время обеда упорно молчал, хотя Марина вовсю настаивала, чтобы ты рассказал, как провел эти дни в Тель-Авиве. Ты отделался какими-то общими фразами. А потом попросил меня выйти, чтобы немного прогуляться вместе.

— Ты прав, нетрудно было догадаться, что я хочу тебе что-то сказать. Видишь ли... Возможно, ты будешь сердиться, но я решил поселиться в Тель-Авиве. Дело в том, что Тель-авив — новый город, открывающий большие возможности. Там совершенно другая жизнь, не такая, как здесь... Мне не нравится Иерусалим, этот город меня угнетает, и я не разделяю того благоговения, которое питают к нему другие евреи. Мне гораздо интереснее та жизнь, которой живет Тель-Авив. Кроме того, там я смогу целиком посвятить себя музыке. Там формируются маленькие оркестры, музыкальные группы... Там идет настоящая жизнь, а здесь... Мне вообще кажется, что Иерусалим — мертвый город, вот только его жители об этом не догадываются.

Самуэль почувствовал, как у него заныло в груди. Михаил был тем единственным, кто связывал его со своим корнями, с Россией, с Санкт-Петербургом, с юношеской порой, все еще будоражащей сны

— Но постой, мне казалось, что Тель-Авив тебе не понравился. Когда мы находились там, ты сказал, что он мало чем отличается от обычной деревни... Хорошо, я понимаю, что ты хочешь уехать. Допустим, в Тель-Авиве и в самом деле больше возможностей, чем здесь, но, быть может, в таком случае тебе стоит подумать о возвращении в Париж? Там ты сможешь продолжать свою карьеру музыканта, которую вынужден был прервать. Так что подумай.

— Во Франции идет война, сейчас не лучшее время для возвращения.

— Во всей Османской империи сейчас война, а Палестина — часть этой империи, — возразил Самуэль.

— Ты прав, но здесь все по-другому. Знаю, что нам сложно понять друг друга, поэтому мои мотивы тебе незачем понимать. Не знаю, что я решу в будущем, но сейчас я хочу остаться в Палестине. Меня волнует все то, что происходит в Тель-Авиве. Этот город сам пишет свою историю, и у него большое будущее. Кроме того... думаю, время начать жить своей жизнью. Всегда, как смогу, буду приезжать в Сад Надежды. Для меня это все равно, что вернуться домой.

Должно быть, у них возник один и тот же порыв, побудивший их обняться. Именно в этот миг они были как никогда близки.

В один из последних дней перед отъездом Михаил зашел попрощаться в дом Йосси и Юдифи и пообещал Ясмин, что непременно вернется. Зашел он попрощаться и в дом семьи Зиядов. Мухаммед как раз тоже приехал навестить свою мать и бабушку Саиду, которая больная лежала в постели.

В доме Мухаммеда царила скорбь. Дина замкнулась в своем горе, и с ее лица исчезла улыбка, которой она прежде одаривала всех родных и знакомых. Но, как и сказала Кася, Дина была сильной женщиной и знала, что не имеет права раскисать, поскольку близкие по-прежнему нуждаются в ее заботе.

В последнее же время больше всех в этой заботе нуждалась ее мать Саида.

— Тебе повезло, что ты можешь уехать, — прошептал Мухаммед.

— Мне очень жаль, что так случилось, — ответил Михаил. — Я не успел толком познакомиться с твоим отцом, но я знаю, что он был прекрасным человеком.

— Да, и за это поплатился жизнью.

Они долго говорили о войне и оба сошлись во мнении, что эта война будет началом конца Османской империи.

—Старики этого не понимают, более того, боятся исчезновения империи, они спрашивают себя, что бы случилось, если бы это произошло. Я говорю, что это наш звездный час, когда мы должны перестать быть чужаками на своей земле. Дамаск, Бейрут, Мекка... Поэтому я присоединился к войскам Фейсала; да, мы должны бороться во имя великого арабского государства.

110