— Не бывает достижений без потерь, — угрюмо ответил Мухаммед.
— Только сумасшедший мог вообразить, что вам под силу одолеть Британскую империю, или что евреи останутся в стороне. Мы и так слишком долго склоняли головы перед царем. Ты знаешь нас, Мухаммед. Знаешь, что мы пришли на землю своих предков. Здесь мы останемся и никому не позволим разрушить созданное. У арабских и еврейских тружеников одни и те же цели; нам нечего делить.
— Ты говоришь, как большевик!
— Я говорю, как твой друг. Так ты поможешь мне встретиться с Омаром Салемом?
— Хорошо, я поговорю об этом с Юсуфом, он собирался зайти завтра вместе с Айшой и детьми.
— Я задержусь на несколько дней в Саду Надежды.
Едва Луи ушел, Дина спросила у сына, когда закончится забастовка.
— Не знаю, мама, не знаю.
— А как же нападения на евреев? — Сальма, кроткая Сальма, верная и преданная супруга, посмотрела на мужа, и он увидел упрек в ее глазах.
— Нападения? — переспросил он, чуть помедлив.
— Я слышала, на рынке арабы опять напали на евреев, когда те шли мимо. А еще они даже разбрасывают гвозди на дороге, чтобы пропороть шины проезжающих еврейских автомобилей.
— Ну, это всего лишь затрудняет сообщение между поселками, — ответил Мухаммед. — Не стоит так беспокоиться.
— А как же убийство двух медсестер из правительственной больницы? — не сдавалась Сальма. — Говорят, это тоже сделали арабы.
— Повторяю, тебе не стоит беспокоиться по этому поводу, — ответил Мухаммед. — Но, если уж на то пошло, почему ты не спросишь, какие бедствия терпит наш народ?
С этими словами он вышел из дома, чтобы на вечерней прохладе спокойно выкурить сигару.
Мухаммед не хотел тревожить своими подозрениями ни жену, ни мать. Ему очень не нравилось происходящее в последнее время. К его величайшему огорчению, группы арабов все чаще подбирались ночами к полям и садам евреев, поджигали любовно выращенные оливковые деревья, вытравливали посевы. Ему, бесконечно любившему эту землю, было по-настоящему больно видеть сожженные сады и разоренные поля. Если из-за этой забастовки он не сможет вернуться на работу в карьер, то принадлежащий ему участок земли останется единственным средством существования для семьи. Он тяжело вздохнул, с нежностью окинув ряды своих оливковых и фруктовых деревьев. Он бродил по саду, пока не убедился, что мать и жена уже легли спать, не дождавшись его возвращения. Он слишком хорошо знал Дину и понимал, что она только и ждет момента, чтобы поговорить с ним наедине, когда рядом не будет Сальмы.
Наконец, он лег в постель и забылся глубоким сном. Сон всегда помогает успокоиться.
Среди ночи Дина внезапно проснулась и поняла, что ее разбудил запах гари, проникший в дом через открытое окно вместо свежего ночного ветерка. Она бросилась к окну — и на миг замерла, словно громом пораженная, а потом пронзительно закричала. Ее крик перебудил всех в доме. Мухаммед вскочил с постели и вместе с Сальмой бросился в комнату матери. Дина поспешно одевалась.
— Пожар! Сад Надежды горит...
Мухаммед выглянул в окно и вздрогнул. Дом в Саду Надежды был охвачен пламенем и окутан клубами дыма. Он выскочил из дома с криком:
— Марина! Марина!
Дина не решалась взглянуть на Сальму; она и так знала, что глаза невестки мокры от слез.
— Одевайся, нельзя терять ни минуты, — велела Дина невестке. — Мы должны им помочь.
Вади и Найма заворочались в постелях, разбуженные криками.
— Оставайтесь здесь, — велела им Сальма. — А мы пойдем посмотрим, чем можно помочь.
— Пусть Найма остается! — крикнул Вади, бросаясь вслед за отцом. — А я могу помочь, я должен быть там!
Мухаммед наткнулся на Мойшу, который как раз опрокидывал ведро воды на деревья, окружавшие сарай, в котором жили они с семьей. Эва спешила к мужу с другим ведром. Мойша и Мухаммед не сказали друг другу ни слова. Мухаммед помчался дальше, к главному дому. Он не мог ничего разглядеть сквозь завесу дыма, но отчетливо различал голоса. Вот голос Даниэля, Мириам, старого Натаниэля...
— Марина, Марина! — кричал Мухаммед.
Он вошел в густой дым, за которым уже вовсю бушевало пламя. Он был уверен, что слышит голос Луи, отдающий какие-то распоряжения, и голос Игоря, зовущий своего сына Бена. Но Марина? Где она? Снова и снова он звал ее, пока, наконец, она не выбежала навстречу из непроглядного дыма. Она невольно прижалась к нему, руки обвились вокруг шеи.
— Мухаммед... О Боже! — прошептала Марина, обнимая его в порыве отчаяния.
— Ты в порядке? С тобой все хорошо? — повторял он, не в силах вымолвить больше ни слова.
— Да, всё хорошо, — ответила она. — Игорем с сыном пытаются потушить огонь... Руфь потеряла сознание от дыма, и мама сейчас с ней.
Они не знали, сколько так простояли, сжимая друг друга в объятиях, пока их не обнаружил Луи.
— Мухаммед, скорее к помпе, мы без тебя не справимся. А ты, Марина, помоги вывести маму и Руфь — кажется, огонь пошел в ту сторону. А потом помоги Мириам, мы до сих пор не нашли Изекииля...
В эту минуту появился Вади, кашляя от дыма. Этот отважный шестнадцатилетний паренек всегда готов был помочь другим.
— Я тоже хочу помогать, — заявил он, но никто не обратил на него внимания.
Послышался плач Далиды, она звала брата:
— Изекииль, Изекииль!
Игорь с трудом удерживал Мириам, которая рвалась в огонь в надежде найти сына.
— Где же все-таки он может быть? — спросил Игорь, совершенно измученный.
— Не знаю... сквозь слезы ответила Мириам. — Я держала его за руку, но было слишком дымно, ничего не видно... А потом он вдруг выпустил мою руку, я решила, что он вышел из дома, но... — тут Мириам снова разрыдалась.