Стреляй, я уже мертв - Страница 50

Этим утром Ахмед любовался пришвартованным французским судном, ожидая, когда на горизонте покажется силуэт хозяйского корабля — красивой шхуны, возившей товары в Каир, Дамаск и многие другие города, названий которых Ахмед даже не слышал.

Сегодня Ахмеду предстояло дать отчет некоему Али — человеку, которого из года в год присылал Ибрагим, сын того самого господина Абана, которого он видел в детстве. Али, его доверенный слуга, был пожилым египтянином, скупавшим и продававшим товары от имени своего хозяина, а также взимавшим арендную плату со здешних крестьян.

— Смотри, папа, вон там, слева! Там — корабль господина Абана! — закричал Мухаммед, указывая на смутную тень, мелькнувшую на горизонте.

— Где? Не вижу... — ответил Ахмед, пытаясь разглядеть силуэт корабля.

Лишь спустя какое-то время стало понятно, что это действительно шхуна, которая приближается к берегу, покачиваясь на волнах, готовясь войти в порт Яффы.

Тем временем Ахмед разговорился с молодым человеком, сошедшим на берег с французского торгового судна. Он был среднего роста, стройный, с темно-русыми волосами и серо-голубыми глазами, которые сейчас казались совсем синими. Он был скромно одет и приветливо улыбался.

Молодой человек спросил у Ахмеда, как добраться до Иерусалима.

Ахмед объяснил знаками, как удобнее всего добраться в Священный город. Он без труда понял, о чем его спрашивают, несмотря на то, что незнакомец разговаривал на чужом языке, которого Ахмед совершенно не знал. С некоторых пор на палестинский берег стали во множестве высаживаться евреи из Европы, говорившие на странном языке, который они называли «идиш». Кроме того, этот иностранец пытался бормотать какие-то фразы на ломаном арабском. Ахмед посоветовал ему гостиницу, в которой останавливались иностранцы, ступившие на землю Яффы — главным образом, англичане.

Молодой человек, казалось. не вполне его понял, потому что снова спросил, где он сможет остановиться, если уж не получается сегодня уехать в Иерусалим.

Ахмеда ждал долгий и трудный день. Ему предстояло дождаться прибытия шхуны, а затем он должен был встретиться с Али, чтобы в череде других арендаторов отчитаться перед управляющим господина Ибрагима Абана.

Сегодня они переночуют в доме кузины жены, а завтра на рассвете отправятся домой с пустой тележкой и частью выручки от продажи овощей на яффском базаре, которая останется у них после выплаты арендной платы.

— Он еврей? — спросил Мухаммед после того, как незнакомец, поговорив с его отцом, направился своей дорогой.

— Похоже на то. Бедняга, он выглядит совсем потерянным. Надеюсь, что по дороге его не ограбят.

Ахмед оставил Дину и детей в доме ее кузины. Там они будут в безопасности, а пока он рассчитается с Али, женщины отправятся на рынок, смеясь и болтая, а потом, как всегда, приготовят что-нибудь вкусное на ужин. Кузина Дины была непревзойденной кулинаркой.

Али поприветствовал арендаторов с некоторой сдержанностью, которая должна была напомнить, что он выступает от имени господина Ибрагима Абана.

Арендаторы как всегда нервничали, боясь рассердить всесильного управляющего. Кто-то нервно сжимал край туники, другие заламывали руки; тот переминался с ноги на ногу, этот что-то бормотал сквозь зубы. И каждый отчаянно надеялся услышать из уст Али благодатное известие, что господин Абан согласен продлить аренду, и, следовательно, им не придется покидать свои жилища.

Ахмед знал, что семейство Абан владеет большим домом в Каире, неподалеку от берегов Нила, а также другим большим домом — в Стамбуле. Именно там находились истоки их удачи и благоденствия, поскольку их предки верой и правдой служили султану.

Брата господина Ибрагима звали Абдул Абан, и он жил неподалеку от двора султана. Это был высокопоставленный чиновник, управляющий финансами самого султана, в то время как господин Ибрагим проживал в Каире, занимаясь строительством.

Доходы от палестинских владений, доставшихся им от отца, братья делили пополам; впрочем, Ибрагим всегда проявлял особый интерес к маленькой каменоломне неподалеку от Иерусалима, камень из которой под солнечными лучами казался золотистым.

Мухаммед очень злился, что ему не позволили сопровождать отца в контору, где тот должен был встретиться с Али — причем, не только потому, что его одолевало любопытство; прежде всего, его до крайности раздражало, что его считают маленьким, и из-за этого он вынужден сидеть дома вместе с женщинами. Мухаммеду уже надоело слушать бесконечные пересуды матери с кузиной; его совершенно не интересовало, как готовить то или иное блюдо или как делать припарки от кашля. Иногда они выпроваживали Мухаммеда поиграть во двор, а сами начинали о чем-то шептаться. Мухаммед пытался подслушивать, но так и не смог в их тихом шепоте разобрать ни слова.

Дети материнской кузины были еще слишком маленькими, и играть с ними ему тоже было скучно.

— Пока ты, конечно, еще мал и несколько лет проведешь со мной, но — кто знает — быть, может, когда-нибудь ты поедешь в Каир изучать медицину, — сказал отец, выпустив его руку, чтобы выйти навстречу жене.

И Ахмед, и другие арендаторы отдали Али годовую аренду; многие так и не смогли собрать нужной суммы. Одни плакались на недород, другие жаловались, что заморозки и вредители погубили урожай. Лишь Ахмед и еще двое арендаторов смогли оправдать ожидания хозяина, выплатив все сполна; однако, когда до них дошла очередь, настроение Али было уже безнадежно испорчено.

— Ну и как, по-вашему, я предстану перед господином Ибрагимом с пустым кошельком? — возмущался Али. — Если вы не в состоянии как следует обрабатывать эту землю, хозяин ее продаст. Кстати говоря, в последние дни я только тем и занимаюсь, что ищу покупателя на один из этих садов, с которого ты — он ткнул пальцем в одного из арендаторов — не можешь получить ни единого апельсина. И что, по-твоему, я должен сказать хозяину? Ты думаешь, его волнует, что ты уже стар и больше не можешь как следует обрабатывать землю? Господин Ибрагим, да продлит Аллах его дни, как и дни его брата, господина Абдула, не станет терпеть нахлебников. Если ты не можешь работать — убирайся вон с его земли!